«Мое настоящее имя»: истории с биографией в новой книге Людмилы Улицкой

Рассказы, мемуарные очерки и биографические зарисовки, размышления о еврейской идентичности — всему нашлось здесь место. Главный герой здесь — сама жизнь с ее многообразием. 

Об авторе

Людмила Улицкая — прозаик, драматург, сценарист. Автор романов-бестселлеров «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого», «Даниэль Штайн, переводчик», «Лестница Якова», а также ряда сборников рассказов, эссе и книг для детей. Лауреат премий «Русский Букер», «Книга года», «Большая книга», Австрийской государственной премии по европейской литературе, международной премии Форментор и других. 

 5 причин прочитать книгу

1. Самая личная книга Людмилы Улицкой: мемуарные очерки и биографические зарисовки, исповедальные поэмы и сокровенные размышления.
2. Калейдоскоп жанров: поэзия и проза, сказки и притчи, рассказы и воспоминания. 
3. Галерея образов: в книгу вошли тексты о живых и ушедших современниках, знаменитых и неизвестных широкому кругу.    
4. Палитра стилей: от медитативной лирики до абсурда в духе Введенского и Хармса. 
5. Книга о встрече человека с самим собой: Людмила Улицкая делится собственным опытом жизни навстречу «настоящему имени».

Цитаты

Любить Москву все труднее и труднее: моя детская родина почти полностью разрушена. В современном городе не нужны больше москательные и керосиновые лавки, дровяные склады и столетние магазины с кафельной бело-синей плиткой, как в Филипповской булочной или в Курниковом магазине. Не нужны и не возможны. Все заменил супермаркет. Многоэтажка. Спортклуб вместо дворового катка. Нет ни стекольщиков, ни прачек, нет дворников и старьевщиков. Но есть работники ЖКХ и магазины секонд-хенд. И нас, старых жителей Москвы, тоже уже почти нет.
(«Истории с биографией»)

Свое подлинное имя человеку дано узнать только после смерти, когда ангел вкладывает ему в руку белый камень с его настоящим именем
(«Об имени»)

странная мысль пришла мне в голову
вся семья ходит с какими-то надуманными именами
мама не марианна а мириам
бабушка наверняка не елена а как-то иначе по-еврейски дед не борис а бейнус
прадед не ефим а хаим
даже дядя витя был наречен авигдором
но они-то хотя бы знали
как их звали по-настоящему 
а я ношу свой псевдоним людмила в честь людмилы княгини чешской убитой своей невесткой
а настоящего имени своего не знаю
(«Об имени»)

по еврейской библейской традиции 
родословие ведут по мужской линии «Авраам родил Исаака…» и так далее но женское родословие надежнее — 
женщина лучше знает кто отец ее ребенка
(«Мое настоящее имя»)

как я могла забыть и как важно что я вспомнила когда отмечали еврейскую пасху в какой-то момент все подходили к входной двери
и приоткрывали ее чтобы ангел вошел 
надо это проверить в последовании песаха
а то всё слова и слова
а здесь прекрасное действие — тихо входит ангел 
(«Об имени»)

когда с дворовыми подружками
я первый раз в жизни вошла в пименовскую церковь
чувство совершаемого преступления отлично помню — 
мне еврейке там быть не полагалось десяти лет мне не было
но глубинное противоречие
между иудаизмом и православием я остро чувствовала 
на этом месте начиналась моя отдельность
от моих дворовых подружек и одноклассниц
а в более поздние годы отдельность эта только усиливалась
в тот день был какой-то праздник
церковь полна народу запах горящих свечей
и ладана
был волшебным и пели на странном языке
в котором только отдельные слова были русскими а остальное тревожно-непонятное
что-то вроде зависти почувствовала —
прекрасное и не мое
и пахнет преступлением само мое пребывание здесь
кто же мог предвидеть
что пятьдесят лет я буду здесь стоять
отзываться на слова которые знала наизусть
а потом легко и безболезненно выйду вон нет-нет-нет не зря я там так долго стояла
но вынесло меня оттуда в пространство прекрасно-пустое и свободное 
(«Мое настоящее имя»)

во дворе жила еще одна еврейская семья, помню толстого противного мальчика и его бабушку
сидящую в кресле возле кривой задней двери убогой одноэтажки 
и при мне разговор между прадедом
и моей бабушкой леной его невесткой
он говорит что хорошо бы ему жениться на этой… 
не помню имени…
сейчас задним числом понимаю
что старушка сделала ему предложение бабушка лена перекусив нитку — что-то подшивает —
говорит папа зачем это вам
мы вас любим ухаживаем за вами
а чужая старушка в доме нам не нужна…
и прадед послушно кивает:
да да леночка…
было такое обыкновение у этих древнеевреев соединять одиноких стариков
чтоб не скучали что ли… 
(«Мое настоящее имя»)

Звучит чуть вихлявая еврейская скрипочка — все еще про половичок и про сковородку, а по спине пробегают мурашки. Народ покидает землю. И земля остается пустой. Только частокол оголенных шестов. Пустая сцена покинутого мира. 
Эти мурашки, озноб искусства, принадлежат не Шолом-Алейхему и не Юрию Шерлингу. Они — от Сергея Бархина. 
Вот тогда-то я и узнала, что может сделать в театре художник. 
(«Ушедшие»)